Великой Победе — 75. МГИМО — столько же. Ее отблеск всегда лежал на истории университета — мы чтим имена ветеранов-мгимовцев, стяжавших победную славу на фронтах Великой Отечественной. И мы помним, что в разное время у нас учились дети и внуки маршалов Победы— Жукова, Рокоссовского, Василевского, Баграмяна и других военачальников. Жизнь раскидала их в пространстве и времени, но благодаря усилиям Ариадны Рокоссовской (МЖ, 2002), правнучки Константина Константиновича, мы можем прочесть воспоминания о героях-победителях. MJ публикует отрывки из книги «Утро после Победы» («Издательство АСТ»), составленной из интервью с потомками полководцев.

Маршал Жуков

Своими воспоминаниями об отце — Маршале Советского Союза Г. К. Жукове — делятся его дочери Эра и Элла Жуковы.

Эра Жукова — старшая дочь Георгия Константиновича и его первой жены Александры Диевны. Она выпускница юридического факультета МГИМО, кандидат юридических наук. Больше сорока лет проработала в Институте государства и права РАН. Младшая дочь маршала Жукова и его первой жены Элла также окончила МГИМО, свою жизнь она посвятила журналистике. Несколько лет назад ушла из жизни.

Судя по рассказам о маршале Жукове, он был суровым воином. А каким он был дома?

Элла Жукова: У нас в семье был, если можно так выразиться, культ отца. Мама настолько его любила, что всю свою жизнь посвятила ему. Мы тоже старались его радовать.

Эра Жукова: Вообще, он был достаточно строгим человеком, но для нас он был прежде всего отцом, который нас очень любил и которого мы очень любили. Сколько я себя помню, он относился к нам с нежностью, никогда нас не наказывал, не повышал голос. Одного его взгляда было достаточно.

Элла: Он был хорошим отцом. По тем временам он дал нам максимум — и школа, и домашнее образование, и музыка. Он был всего этого лишен и всю жизнь занимался тем, что чему-то учился. Но у него было очень тяжелое детство, мы же росли в совершенно иных условиях. Он хотел, чтобы мы занимались наукой, чтобы были порядочными людьми, чтобы не обманы - вали. Отец был для нас примером во всем. Если бы мы его больше слушали, то сделали бы в жизни гораздо меньше ошибок.

Как для вас началась война?

Эра: Войну мы встретили летом на даче в Архангельском. Это была дача, которая по должности полагалась начальнику Генерального штаба. Я собиралась в театр — у меня были билеты на оперетту. И вдруг все в одночасье рухнуло. Папа позвонил на рассвете и сообщил, что началась война и чтобы его не ждали.

Элла: Надо сказать, что мы были семьей военного человека, папа всегда старался возить нас с собой, и для нас война началась еще в Монголии, когда он руководил отпором японским агрессорам.

Атмосфера военного времени не была для меня чем-то удивительным. Я с ранних лет привыкла к военной форме, к тому, что в доме постоянно велись разговоры на военные темы.

Вы поехали в эвакуацию?

Эра: Ох, с этой эвакуацией была отдельная история. Мы привыкли всегда быть рядом с отцом, и когда он нам сказал, что надо собираться в эвакуацию, мы так уговаривали его раз - решить нам остаться в Москве! Мы заверяли его, что будем в безопасности, и даже пообещали, что сделаем из дачного погреба бомбоубежище. Но папа был непреклонен. Ему нужно было отправить нас в безопасное место, чтобы у него об этом голова не болела. Он всегда о семье беспокоился, говорил: «Мне главное — чтобы тылы были в порядке». Письма с фронта писал?

Эра: Да, писал письма, просто записочки синим или красным карандашом — тем, которым на карте отмечал ход боевых действий. Он старался внушить нам оптимизм, вселить в нас уверенность в будущей победе.

Сохранилось, например, такое письмо:

«Шурик, дорогой, здравствуй! Письмо твое и гостинцы я получил. Ты пишешь насчет приезда, я бы очень хотел повидаться с тобою и с ребятами, но вот видишь, какое несчастье с Ватутиным. Ему вчера отрезали ногу (по самую ягодицу), и еще не известно, выживет ли. Операцию делал ему Бурденко. Я не знаю как, но возможно, что мне придется командовать фронтом, т.к. сейчас поставить на 1 Укр. фронт некого. Если так будет, тогда придется приехать тебе ко мне в гости. Ну вот видишь, какие дела, приходится мириться. Костюм портной привез, сделан сравнительно удачно. Посылаю с Семочкиным Леке (Элле Жуковой. — Прим. ред.) письменный прибор— мой подарок в день рождения. Ну пока, будь здорова. Целую тебя крепко, крепко. Привет и крепкий поцелуй Эрочке и Эллочке. Признаться, я немного по вас соскучился. Живу с надеждой: может быть, улыбнется фортуна и удастся увидеться. Еще раз целую. Жорж».

Папа был хорошим отцом. По тем временам он дал нам максимум — и школа, и домашнее образование, и музыка. Он хотел, чтобы мы были порядочными людьми, чтобы не обманывали. Отец был для нас примером во всем. Если бы мы его больше слушали, то сделали бы в жизни гораздо меньше ошибок

Когда в 43-м году мы вернулись в Москву, отец нас встречал. Мы поселились в квартире на улице Грановского. Это было наше первое постоянное жилье. Квартира была большая, мы к таким не привыкли, мебели почти не было. Так закончилась наша кочевая жизнь, постоянные переезды из города в город. С отцом мы периодически виделись, когда он приезжал в Москву. Рассказывал о ситуации на фронте. Мы сидели и слушали раскрыв рты. Он очень интересовался нашей жизнью, учебой. Я в 1946 году окончила школу, а Элла за два года до этого в нее пошла.

Какой вы запомнили Победу?

Эра: Мы были в Москве. В последние дни уже было понятно, что ждать осталось недолго. 2 или 3 мая нам позвонил отец, каждого по очереди поздравил с Победой. Москва в те дни ликовала. А в День Победы мы гуляли по городу, смотрели фейерверки. Сколько народу было!

Элла: Папа приехал домой незадолго до Парада Победы. Тогда и узнал, что принимать парад будет он. Это было для него большой неожиданностью. Все были уверены, что принимать парад будет Верховный главнокомандующий — Сталин. Отец тут же начал готовиться — выбирал коня, приводил в порядок регалии, потом готовил речь. Очень волновался.

Эра: Особенно тренироваться ему было не нужно — он ведь был кавалеристом, в юности принимал участие в конноспортивных состязаниях. Переезжая с места на место, мы перевозили его призы — кубки, изваяния лошадей, которых было очень много. Навыков папа не потерял, но пару раз все-таки ездил в манеж. Это было большое событие — и в его жизни, и в жизни нашей семьи. К папиному приезду уже был готов парадный мундир. Он висел на спинке стула отутюженный, начищенный. Ордена сияли, но мы с сестрой все равно ходили вокруг и то и дело протирали их мягкой тряпочкой — очень уж хотелось поучаствовать в подготовке. Папа несколько раз репетировал свою речь: сначала вполголоса, как бы про себя, потом посадил всех нас, и мы слушали. Спрашивал: «Ну как?» Мы аплодировали.

Ну а в день парада мы заранее пришли на трибуну. Настроение было приподнятое, и мы не замечали того, что идет дождь. И вот из Спасской башни Кремля 24 июня 1945 года на Красную площадь выехал на прекрасном белом коне по кличке Кумир наш папа. Выглядел он, по-моему, великолепно и очень торжественно. Это был его звездный час. Было ему тогда 48 лет…

После войны у отца были большие планы. Он хотел учесть уроки войны, реабилитировать репрессированных военных, хотел, чтобы советских военнопленных приравняли к участникам войны. На свою беду, отец был слишком прямолинейным человеком, говорил то, что думал, если был с чем-то не согласен, то спорил. Возможно, дело и в этом. Мы старались его поддержать, переживали за него. На него было больно смотреть.

Папе нравились русские песни. Он и сам немного играл на баяне. Песню «Темная ночь» мы иногда исполняли вместе: он — на баяне, я — на аккордеоне, который отец подарил мне в конце войны. И даже маленькая Элла тренькала в такт на своей детской гармошке

А как сказалось изменение его положения на вашей жизни?

Элла: В той ситуации мы, конечно, почувствовали, что отношение к нам многих людей изменилось.

Эра: И еще как!

Элла: Нам перестали звонить, старались держаться от нас подальше. Но это, разумеется, не касается самых близких друзей. А в конце пятидесятых годов я окончила институт, и у меня были проблемы с распределением. Только представьте: после окончания МГИМО мне предложили место корректора в издательстве. Как отдыхал Георгий Константинович? Музыку любил?

Эра: Ему нравились русские песни, военные ансамбли, уже после войны мы всегда ходили на их выступления. Да он и сам немного играл на баяне. Вскоре после разгрома немцев под Москвой к нему на командный пункт в Перхушково приехала делегация из Тулы. Они привезли отцу в подарок тульский баян. До этого папа играть на музыкальном инструменте не умел, но за год, хоть и урывками, немного научился. Нот он не знал, под руководством своего фронтового учителя — красноармейца Ивана Усанова — подбирал мелодии на слух ивскоре уже смог играть свои любимые распевные русские песни, например «Степь да степь кругом», «По диким степям Забайкалья». Песню «Темная ночь» мы иногда исполняли вместе: он — на баяне, я — на аккордеоне, который отец подарил мне в конце войны. И даже маленькая Элла тренькала в такт на своей детской гармошке.

Каково это — быть дочерями маршала Жукова?

Эра: Это обязывает. Нам никогда никто ничего не запрещал, но отец всегда давал понять, что на нас смотрят больше, чем на других, и мы должны вести себя пристойно.

Элла: Отец говорил нам: «Вы должны помнить, что все мои заслуги— это мои заслуги, а вы должны всего добиваться сами». И мы это очень хорошо усвоили. Думаю, что никто не может упрекнуть нас в том, что мы когда-либо пользовались фамилией.

Мария Георгиевна Жукова — дочь маршала и его второй жены Галины Александровны Семеновой. Выпускница МГИМО. Уже почти двадцать лет она трудится в издательстве Сретенского монастыря. Ее воспоминания об отце «Маршал Жуков — мой отец» удостоены литературной премии имени Александра Невского.

Мария Жукова: Конечно, я с детства чувствовала, что папа — герой. На моей памяти были разные периоды: его имя то замалчивалось, то происходило возвращение к справедливости и его вспоминали. В последние годы, когда я выступаю перед разными аудиториями, всегда говорю молодежи: единственное чувство, которое у нас должно преобладать,— это глубокая благодарность тем, кто воевал и победил. Если мы будем благодарны, просто благодарны, этого уже будет достаточно!

Как в вашей семье при жизни Георгия Константиновича отмечали День Победы?

Мария: Я больше всего запомнила празднование, когда в 1965 году — после длительного периода опалы — отца пригласили в Кремль. Это была большая радость для него. У меня сохранились фотографии и, в частности, французский журнал «Пари Матч», в котором как раз запечатлен момент их приезда с моей мамой Галиной Александровной. Они вышли из «Чайки» и направляются в Кремлевский дворец съездов. Отец со всеми орденами на своем парадном кителе. Оба улыбаются. Когда Брежнев во время своего доклада назвал фамилию Жукова, раздались овации. «Слава Жукову!» — кричали москвичи» — это слова из журнала.

Сколько вам было лет, когда его не стало?

Мария: Я оканчивала десятый класс, 17 лет еще не было. Он умер накануне моего дня рождения. А мама умерла на семь месяцев раньше.

Какое напутствие он вам дал?

Мария: Он оставил автограф на первом издании своей книги «Воспоминания и размышления»: «С надеждой, что ты будешь достойной патриоткой нашей Родины». Это самое главное, что завещал мне отец.

Редакция благодарит издательство АСТ за помощь в подготовке материала

***

Маршал Рокоссовский

Константин Рокоссовский, внук Маршала Советского Союза, дважды Героя Советского Союза К. К. Рокоссовского, окончил МАИ. Пошел по стопам деда — стал военным, но дослужился только до полковника. Сегодня работает в Государственном НИИ военной медицины Минобороны России. Его мать Ариадна Константиновна Рокоссовская была единственной дочерью маршала и его жены Юлии Петровны Барминой

К. Рокоссовский: Он был одним из тех людей, которых знала вся страна, и, конечно, отблеск его славы падал и на нас — его родных. Я видел его на трибуне Мавзолея во время парадов — в парадной форме и при орденах, и моя душа наполнялась гордостью: это мой дед! Благодаря ему я мог прокатиться на дачу на «Чайке». Дед всегда садился на переднее сиденье, и водители встречных машин узнавали его и приветствовали. Школа, где я учился, находилась по соседству с Генштабом, и иногда мама просила дедушку отвести меня в школу. Мы шли по улице, он держал меня за руку, и я был горд, что иду с ним, потому что прохожие улыбались нам, говорили: «Здравствуйте, Константин Константинович!» — и он улыбался и здоровался в ответ. Ребята в школе подходили и спрашивали с восхищением и завистью: «А правда, что у тебя дед — маршал?» Но, поскольку мы всегда жили вместе, он был для меня и моего младшего брата Павлика не великим человеком, а любящим дедом. Он гулял со мной на даче по аллеям, объяснял, где растет какое дерево, какие птицы живут в нашем лесу. Он читал мне книжки, играл со мной и моими друзьями в войну, с ним можно было сыграть в шахматы, пойти за грибами. Он сам держался настолько скромно, не выпячивая ни своих званий, ни славы, что, проникшись этим настроем, члены семьи не обращали внимания на его регалии. Обычный дед, только маршал.

Помню, как отмечали мое 15-летие. Все уже поздравили меня и подарили подарки, а дедушка, который обычно поздравлял первым, молчит с загадочным видом. Наконец все готово к праздничному обеду, он появляется в нарядном костюме и несет в руках настоящую саблю! Ту самую саблю, с которой он командовал Парадом Победы, — бабушка украдкой показывала мне ее, когда деда не было дома. Он подошел ко мне и сказал: «Ну, Костя, ты теперь большой, бери ее и храни. Дай бог, чтобы тебе никогда не пришлось ее обнажать!» Это был его последний подарок… Стыдно признаться, но через пару дней мы с приятелем побежали рубить этой саблей крапиву и были застигнуты за этим занятием самим дедом.

Он не чурался никакой работы: помогал ремонтировать забор, очень любил косить траву. Когда случался большой урожай яблок, мы с ним выпиливали подпорки и устанавливали их под ветви яблонь (которые он же и посадил).

Про дачу ходит много легенд. Рассказывали, что был такой анекдотический случай: кто-то из местных жителей пожаловался, что Рокоссовский строит дворец. Стали проверять, для этого даже была создана специальная комиссия во главе с Н.А. Булганиным. Когда она приехала на место, Булганин посмотрел на дачу, отвел деда в сторону и сказал: «Костя, что это за изба? Давай построим тебе нормальный каменный дом!» Дед отказался. Он считал, что на его век ему хватит.

Как в семье рассказывали о Победе?

В мае 1945-го дед был в Западной Померании. Когда стало известно, что немцы капитулировали, он собрал свой штаб и объявил эту радостную новость. Ни криков, ни объятий не было — все молчали. Дед понимал состояние друзей, предложил всем выйти в сад, присесть на скамеечку и покурить. Вот так, сидя в саду, вспоминая пережитое, он встретил Победу.

После войны Рокоссовский стал министром обороны Польши. Как жила в те годы его семья?

В Варшаве ему выделили половину небольшого особняка, он жил там с бабушкой — мама поступила в институт и уехала учиться в Москву. Там она вышла замуж, родился я. К польскому периоду относятся мои первые воспоминания о деде. В 1956 году мы с родителями приехали к нему погостить и жили на даче под Варшавой. В том же году дед вернулся в Москву. Он семь лет потратил на то, чтобы сделать Войско польское современной армией, вложил в это душу.

А каким человеком был Рокоссовский?

Его любили. Любили все — от членов Политбюро и маршалов до адъютантов, шоферов и егерей. Для нашей семьи он был центром, притягивавшим к себе и родственников, и друзей моих родителей, и даже мои приятели — дети были втянуты в его орбиту. У него была необыкновенная улыбка.

Несмотря на почести и славу, он так и остался до самой смерти человеком застенчивым и скромным. Когда мы всей семьей смотрели по телевизору парады, то с трудом находили деда — замминистра обороны — где-то на самом краю, а нередко и во втором ряду трибуны для военных.

Ариадна Рокоссовская: «Маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский для меня прежде всего прадед. И из всех оставшихся в семейном архиве документов для меня самыми важными являются его письма с фронта — его душевная и одновременно военная биография тех лет».

Он писал их во время бессонных ночей под Москвой, писал из Сталинграда и прилагал фотографии поверженных фашистских военачальников, писал в автомобиле перед сражением на Курской дуге, писал, вернувшись с передовой в Белоруссии. Послания иногда обрывались на полуслове — он засыпал от усталости, иногда времени хватало только на записку тем же карандашом, с которым он работал над картой боевых действий, иногда цензура затирала до дыр названия населенных пунктов и имена командующих. Письма эти, иногда очень личные, полные оптимизма, веры в Победу, стремления поддержать эту веру в близких — моей прабабушке Юлии Петровне и бабушке Ариадне Константиновне, — мы храним как самую драгоценную реликвию.

Его любили все — от членов Политбюро и маршалов до адъютантов, шоферов и егерей. Для нашей семьи он был центром, притягивавшим к себе и родственников, и друзей моих родителей

Письмо от 28 марта 1942 года:

«Дорогие мои Lulu и Адуся! Не хотел беспокоить вас и умолчал о своей болезни. Заключается она в том, что и я оказался уязвимым. 8 марта немцы начинили меня свинцом. Было очень тяжело, но сейчас кризис миновал. Здоровье идет резко на поправку. Одним словом, «жив курилка» и жить будет на страх врагам. Доберусь я еще до немчуры и в долгу перед ними не останусь. Прошу тебя, дорогая Lulu, не волнуйся и не строй никаких мрачных предположений. Ранен я в область грудной клетки, кое-что пробито, но удачно. Организм у меня оказался железным и помог мне преодолеть опасность. Скоро начну ходить и через некоторое время выпишусь. Возможно, заеду к вам на пару дней. Вот пока и все. Не беспокойтесь. Все хорошо. Целую вас крепко-крепко. Любящий вас Костя».

Письмо от 1 июля 1944 года:

«Дорогие мои Lulu и Адуся! Дела идут блестяще. Немцев бьем, гоним и ловим как зайцев. Для них наступил 41-й год, отводим душу за все огорчения, причиненные нам в этом злополучном году. Фрицы плохо научились выходить из окружения, и этой возможности мы им не дадим. Но о войне довольно. Как поживаете вы? Какие новости? Как здоровье, самочувствие? Я все бодр и даже чрезмерно. Нервное напряжение огромное, но утомления еще не чувствую. Кашель продолжает мучить. Происходит это от избытка употребляемых папирос, а ограничить себя в курении не удается. Надеюсь, скоро увидимся и мои дорогие существа достойно встретят старого вояку и приласкают его. А пока до свидания, целую вас крепко, крепко любящий вас ваш Костя».

Дед читал мне книжки, играл со мной и моими друзьями в войну, с ним можно было сыграть в шахматы, пойти за грибами. Он сам держался скромно, не выпячивая ни своих званий, ни славы. Обычный дед, только маршал

В конце июня 1944 года в ходе операции по освобождению Белоруссии командующему Белорусским фронтом Рокоссовскому была вручена бриллиантовая звезда Маршала Советского Союза. А осенью 1944 года Lulu смогла приехать к нему, командовавшему уже 2-м Белорусским фронтом. Больше они никогда не расставались. Около ста писем, написанных прадедом с фронта, прабабушка сохранила для нас и наших детей.

***

Родимцев — герой Сталинграда

Павел Матюхин (МЖ , 1986): «8 марта исполнилось 115 лет со дня рождения российского военачальника Александра Ильича Родимцева, моего деда. Родившийся в бедняцкой крестьянской семье на Урале, он с детства познал нужду и социальную несправедливость, рано потерял отца, работал на износ, чтобы прокормить мать и трех сестер. Бывало горько, трудно, не вмочь, но уральский самородок не сломился. Выжил, выплыл из омута горя и утрат.

Трудно сказать, как повернулась бы судьба Родимцева, не случись в России в октябре прошлого века тех масштабных революционных событий. С большой долей вероятности можно предположить: был бы простым пахарем. Он сам об этом говорил. Но жизнь распорядилась иначе. Две революции, две войны — мировая и гражданская — смертельным смерчем прошлись по России, изменив мировоззрение миллионов.

Александр Родимцев мечтал стать красным кавалеристом, романтика военных походов манила его. Пацаном с восторгом встречал в селе отряды красных конников. Спустя годы его призвали в Красную армию. Без малого 50 лет своей жизни Александр Родимцев отдал служению Родине, пройдя нелегкий путь от рядового до генерала.

Он был кремлевским курсантом. Под именем капитана Павлито храбро сражался в рядах республиканской армии против франкистов и фашистов в Испании (меня спустя годы назвали Павлом). Он стоял у истоков создания воздушно-десантных войск.

С первых дней войны Родимцев — на фронте. Защищал Киев, сражался отважно, его бойцов фашисты считали стойкими и неуступчивыми. Когда Сталинград висел на волоске — в городе хозяйничали фрицы,— из резерва Верховного главнокомандующего была введена в бой дивизия Родимцева с заданием переправиться через огненную Волгу и занять последний рубеж обороны. Об этом эпизоде маршал Жуков сказал: «Перелом в эти дни был создан 13-й гвардейской дивизией Родимцева».

Есть и на волжских утесах надпись о 13-й гвардейской: «Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева. Выстояв, мы победили смерть». Мало кто знает, но генерал Родимцев не получил ни одной награды за тот главный бой в своей жизни. Как рассказывали мне ветераны, произошло это потому, что некоторые высокие чины приревновали его к славе. Вторую свою звезду героя он получил только в конце войны, в 45-м, дойдя до Эльбы, освободив Дрезден и Прагу.

Каким был Родимцев в жизни? «Родимцев был обыкновенным, как все, — говорил его боевой товарищ маршал Василий Чуйков, — и чуточку необыкновенным. Добрый к друзьям и непреклонный кврагам своего народа, как все русские люди. Бесхитростный и смекалистый, вокруг пальца непроведешь. Простодушный, сердечный и кремень, хоть огонь высекай. Покладистый и гордый, обидишь зря — не простит. Это был самородок народный. Плоть от плоти его. И неудивительно, что многогранность таланта комдива засверкала в окружении таких же волевых, стойких ратников, как и он сам. Ни он без них, ни они без него».

Жуков сказал: «Перелом в эти дни был создан 13-й гвардейской дивизией Родимцева». И на волжских утесах есть надпись: «Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева. Выстояв, мы победили смерть»

Пройдя огненными дорогами войны, дед не почерствел душой, его сердце было открыто для окружающих. Он любил умную, острую шутку, меткое слово, задушевную песню, прежде всего ценил в людях честность и порядочность. Всячески помогал не только ветеранам-однополчанам, но и всем, кто его окружал. Неудивительно, что среди его друзей были и военные, и ученые, артисты, и композиторы, и поэты. Да и самого деда в последние годы жизни все называли не иначе как писателем. Вместе со своим сыном и моим отцом — журналистом-международником Юрием Матюхиным — он написал серию художественно-документальных книг о войне. Судьба генерала Родимцева, несомненно, уникальна. Он выбился из самых низов в элиту российской армии. Пройдя через многочисленные баталии, никогда не был ранен. Стал народным любимцем и легендой еще в расцвете лет. Добрая память о себе — это одна из самых важных побед Александра Родимцева.