Анатолий Торкунов: миссия выполнима. 1980–1990
1980 – 1990
А. Торкунов: «Я хотел заниматься практической дипломатией и командировку в Вашингтон считаю для себя главным событием 80-х»
Вашингтон «Конечно, мы все мечтали о дипломатической карьере, — вспоминает А. Торкунов. — МИД считался наиболее интересным местом для работы. И в 1972 году я был туда распределен. Но меня вызвали в райком партии — а я был молодой партиец — и сказали: есть поручение остаться в институте руководителем, как бы теперь это на- звали, молодежной организации, тогда ею был комсомол. Потому что, как они выразились, «других кандидатов нет».
Откровенно говоря, выбора тогда не было, и я оказался в административной орбите, стал сначала помощником ректора, потом деканом по иностранным учащимся.
А. Торкунов: «В 1983 году я уехал в Вашингтон, в наше посольство. Это был непростой период, советская ракета сбила южнокорейский лайнер, Рейган назвал нас «империей зла». Шпиономания была сильная»
Через несколько лет я получил предложение поехать на работу в Политический департамент Секретариата ООН в Нью-Йорке. Прошел все наши кадровые комиссии, ооновский комитет по назначению, причем все было согласовано с ректором Н. И. Лебедевым, и он меня отпускал. Но получилось так, что проректор по иностранным учащимся В. В. Алексеев, очень хороший человек и специалист, уехал в Японию. И опять оказалось, что, кроме меня, кандидатов на эту должность нет. А мы с женой уже кастрюли купили, тогда ведь время было такое. Деньги загранработники зарабатывали небольшие, поэтому всё — кастрюли, подушки и т.п. — мы покупали здесь и брали с собой. И вот меня вызывает замминистра по кадрам Стукалин Виктор Федорович и говорит: «У руководства есть мнение назначить тебя проректором. Да ты не расстраивайся: в ООН у тебя должность будет невысокая, а здесь представь: ты, 29-летний молодой парень, будешь проректором!»
А. Торкунов: «Вашингтон в то время был настоящим «горячим цехом». Мы работали по 14 часов в сутки. Приходилось очень много писать. Мы в Вашингтоне писали больше, чем все наши посольства за рубежом, вместе взятые»
А я боялся идти домой. Думал, получу по голове той самой кастрюлей. Жена- то, как и все молодые женщины того времени, не прочь была поехать в Нью- Йорк, я бы даже сказал, страшно этого хотела! Конечно, я получил от нее соответствующий всплеск эмоций, но что поделаешь... И только через три года, в 1983-м, я уехал в Вашингтон, в наше посольство.
Меня пригласили наш посол Анатолий Федорович Добрынин и Александр Александрович Бессмертных, тогда завотделом США МИДа (сейчас он президент нашей Ассоциации выпускников), и мне посчастливилось работать с ними обоими. Но это было, конечно, понижение, потому что с должности проректора я поехал вторым секретарем, хотя мог претендовать на большее. Просто Анатолий Федорович не брал людей на высокие должности, и я нисколько об этом не пожалел — работа с ним была неповторимой школой, тем более что меня все равно повысили через полгода. А во-вторых, Вашингтон в то время был настоящим «горячим цехом». Мы работали по 14 часов в сутки. Приходилось очень много писать, информация, которая шла из Вашингтона, была очень важна для Москвы. Тогда ведь не то что электронной почты не было, факсы только начали появляться! А мы в Вашингтоне писали больше, чем все наши посольства за рубежом, вместе взятые. И было приятно, когда на твою телеграмму (которую подписывал посол) вдруг приходил запрос из Москвы. Помню, от Черняева, помощника Горбачева, по нескольким моим бумагам были запросы: дайте дополнительную информацию, нас заинтересовал этот вопрос.
В нашем небольшом здании на 16-й улице мы сидели в одной комнате: В. Чуркин, к несчастью недавно ушедший, С. Кисляк, бывший посол в Вашингтоне (ныне член Совета Федерации), и я. Все трое были первыми секретарями.
В. Грачев: «Добрынин строил посольство по принципу маленького МИДа: там трудились не просто американисты, а специалисты по Азии, Африке, Латинской Америке, по разоружению и другим темам. И ему нужен был хороший кореист»
Это был непростой период, советская ракета сбила южнокорейский лайнер, Рейган назвал нас «империей зла»… Шпиономания была сильная. Я всегда относился и отношусь к Америке с огромным уважением, но в то время она меня просто поражала. Приходишь на встречу даже со старым знакомым — ученым, помощником конгрессмена, — а он оставляет дверь открытой, чтобы секретарша видела и слышала, о чем мы говорим. Вроде открытая страна, а до такой карикатурности дело доходило. Даже в Библиотеке Конгресса с этим столкнулся! Правда, меня тогда больше взволновало другое. Я к тому времени выпустил свою первую книжку — дай, думаю, поищу свое имя в каталогах (они, кстати, тогда еще были не электронные, приходилось карточки перебирать). И вдруг вижу: моя книжка в Библиотеке Конгресса! Вот счастье-то было!»
«Вашингтонский период — особая страница в карьере Анатолия Васильевича, — говорит Владимир Грачев, в те годы помощник А. Ф. Добрынина. — В посольство его пригласил Анатолий Федорович — Толя неоднократно приезжал в Вашингтон и с Николаем Ивановичем Лебедевым, и по различным общественным линиям. Посол знал уважительное отношение к Анатолию Васильевичу со стороны видных дипломатов и политиков, хотя он был еще довольно молодым человеком, а также знал, что Толя был специалистом по Корее. Надо сказать, что Добрынин строил посольство по принципу маленького МИДа: там трудились не просто американисты, а специалисты по Азии, Африке, Латинской Америке, по разоружению и другим темам. И ему нужен был хороший кореист.
Но тут вышла неувязка: Добрынин пообещал Анатолию Васильевичу первого секретаря, однако мидовские кадры дали второго. Тогда посол (я был тому свидетелем) сказал: «Даю тебе честное слово, что ты будешь первым секретарем». И ровно через три месяца Толя им стал. Более того, он стал заниматься не только Кореей, но и всем Азиатским регионом. У них была очень сильная референтура, в которую входили японист Андрей Ефимов, китаист Володя Рахманин и Толя Торкунов. Возглавлял ее Виктор Иванович Трифонов, и это была одна из самых любимых референтур Анатолия Федоровича.
Период был непростой, особенно после 1983 года, когда был сбит южнокорейский «Боинг». Но у нас был очень дружный, хороший коллектив, Толя в него вписался, и командировка у него получилась очень успешная».
«Работа в США, этой важнейшей для нас стране, всегда была прекрасной школой для каждого дипломата, давала возможность расширить кругозор, приобрести ценнейшие навыки для дальнейшей деятельности, — вспоминает Виктор Иванович Трифонов, чрезвычайный и полномочный посол, в 1985–1986 годах советник посольства, руководитель азиатской референтуры. — Тем более что во главе посольства стоял тогда выдающийся советский и российский дипломат Анатолий Федорович Добрынин, сложился сильный коллектив, работали такие крупные дипломаты, как А. А. Бессмертных, Ю. М. Воронцов, В. М. Васев и другие.
В. Трифонов: «Обстановка в группе отличалась дружественной атмосферой, чему в немалой степени способствовали человеческие качества Анатолия Васильевича, его спокойный, выдержанный характер, высокий культурный уровень, готовность всегда прийти на помощь товарищу»
Анатолий Васильевич влился в состав группы посольства по проблемам Азии. Здесь, как нигде, пригодились его глубокие знания азиатских проблем, ценнейшие научные и организаторские способности, опыт работы на посту проректора по научной части МГИМО. Это полностью проявилось в его служебной деятельности, подготовленных им аналитических и информационных материалах, работе по сбору информации, завязывании полезных связей с представителями политических, научных и общественных кругов США, в дипломатическом корпусе. Обстановка в группе отличалась дружественной атмосферой, чему в немалой степени способствовали человеческие качества Анатолия Васильевича, его спокойный, выдержанный характер, высокий культурный уровень, готовность всегда прийти на помощь товарищу.
Нельзя не отметить те глубокие перемены в международной жизни в середине 80-х годов, в которых проходила работа посольства. В марте 1985 года нашу страну возглавил М. С. Горбачев, круто повернувший руль в сторону разрядки, налаживания отношений с США и другими странами. Состоялся ряд встреч на высшем уровне с американским руководством, был взят курс на нормализацию отношений с Китаем, Японией, Южной Кореей, Вьетнамом, урегулирование в Камбодже. Все это налагало особую ответственность на работу посольства, требовало максимальных усилий по выполнению стоявших перед нами задач. Резко возросла нагрузка и на нашу группу, учитывая тот разворот, который произошел в политике Советского Союза на азиатском направлении».
Ильхам Алиев: «Быть ректором МГИМО — великая миссия»
Ильхам Гейдарович Алиев, президент Азербайджанской Республики, выпускник МГИМО 1982 года, повторил путь Анатолия Васильевича Торкунова с разницей в десять лет. Если будущий ректор окончил факультет МО и стал аспирантом в 1972 году, то будущий глава азербайджанского государства — в 1982-м. Оба были перспективными молодыми учеными, преподавателями, а затем их траектории разошлись. Но они всегда держали друг друга в поле зрения, а спустя годы возникло плодотворное сотрудничество, которое выразилось в проведении в Баку в 2013 году первого Международного форума выпускников МГИМО и других начинаниях.
Московский государственный институт международных отношений — один из ведущих вузов не только в России, но и в мире, обладающий глубокими и прочными традициями. На протяжении долгих лет его возглавляет Анатолий Васильевич Торкунов, чьи заслуги в становлении и развитии этого высшего учебного заведения как одного из авторитетных центров подготовки высококвалифицированных дипломатических кадров неоспоримы.
Анатолий Васильевич прошел огромный путь от преподавателя до ректора этого престижного вуза. На посту руководителя он не только сохранил и приумножил лучшие традиции МГИМО, но и внес большой вклад в укрепление его позиций и обеспечение конкурентоспособности в мировом образовательном пространстве. Во многом благодаря его стараниям сегодня МГИМО — это бренд мирового уровня.
Анатолий Васильевич Торкунов также является общественным деятелем и ученым, известным не только в России, но и далеко за ее пределами. Мы неоднократно встречались с Анатолием Васильевичем, и могу сказать, что это человек глубокой эрудиции, широких познаний, профессионал, генерирующий новые интересные идеи.
Около 15 лет моей жизни были связаны c МГИМО. Это учеба, потом аспирантура, преподавательская работа. Это незабываемые годы, годы молодости, становления. Знания, которые мною были получены в МГИМО, помогают мне сегодня в моей работе.
Я был инициатором проведения первого Форума выпускников нашего вуза, который прошел в Баку несколько лет назад. Я также участвовал в торжественных мероприятиях, посвященных 60-летию МГИМО.
Наши жизненные пути с Анатолием Васильевичем во многом схожи: и он, и я оканчивали этот вуз, поступили в аспирантуру и преподавали там. Судьба распорядилась так, что мне пришлось уйти из МГИМО, Анатолий Васильевич связал свою жизнь с альма-матер.
Анатолию Васильевичу Торкунову, возглавившему МГИМО в трудные времена, выпала миссия бережно сохранить все лучшее, что было создано его предшественниками, не дать потеряться этому достоянию и на таком фундаменте сформировать один из лучших вузов мира, крупнейший научный и образовательный центр.
MJ: Сегодня вы — глава азербайджанского государства, Анатолий Васильевич — ректор нашей альма-матер. Но есть нечто важное, что вас с ним объединяет, — великая миссия. Вы продолжили дело своего отца, уважаемого Гейдара Алиевича, который принял страну в 1993 году, уберег ее и превратил Азербайджан в современное динамичное государство. Анатолий Васильевич в 93-м принял на себя руководство МГИМО, уберег институт от язв безвременья, возродил и укрепил его бренд, превратил вуз в университет с уникальным образовательным качеством. Поделитесь, пожалуйста, своими мыслями об этом.
Сегодня в нашей стране продолжается политика Гейдара Алиева, благодаря которой Азербайджан состоялся как независимое государство, занял достойное место на карте мира, в стране была установлена общественно-политическая стабильность, создана прочная база для масштабных преобразований, привлечены многомиллиардные иностранные инвестиции, определены основные направления внутренней и внешней политики. Сейчас Азербайджан успешно развивается во всех сферах.
Я горжусь тем, что Азербайджан завоевал большой авторитет на международной арене. Об этом свидетельствует то, что наша страна при поддержке 155 государств мира была избрана непостоянным членом Совета Безопасности ООН на 2012–2013 годы. Азербайджан единогласным решением всех 120 стран — членов Движения неприсоединения был избран председателем этой второй крупнейшей после ООН международной структуры мира. В октябре прошлого года в Баку был проведен саммит Движения неприсоединения. Осенью прошлого года наша страна также приняла председательство в Совете сотрудничества тюркоязычных государств. Как ответственный член мирового сообщества, мы относимся к председательству в международных организациях не как к формальности, а стремимся к тому, чтобы оно было действенным и приносило пользу странам-членам. В частности, в период, когда мир столкнулся с пандемией коронавируса, по моей инициативе были проведены саммиты Движения неприсоединения и Совета сотрудничества тюркоязычных стран, на которых обсуждались вопросы, связанные с борьбой с опасным вирусом. От имени стран Движения неприсоединения Азербайджан инициировал созыв специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН, посвященной COVID-19. Эту инициативу поддержали более 130 государств.
В период пандемии мы, проявляя международную солидарность, оказали гуманитарную и финансовую помощь более 30 странам. Мы сделали добровольное пожертвование Всемирной организации здравоохранения в размере 10 миллионов долларов.
Обладая высокими профессиональными качествами, Анатолий Васильевич всегда был и остается очень открытым, доброжелательным, приятным в общении человеком. Знаю, что его поддерживает коллектив, уважают и любят студенты
Азербайджан сегодня признан как один из мировых центров мультикультурализма. Наша страна является и географическим, и культурным, и политическим мостом между Европой и Азией. Мы — одна из редких стран, которые являются одновременно членами и Совета Европы, и Организации исламского сотрудничества. В 2008 году мы пригласили на проходившее в Баку заседание министров культуры Совета Европы соответствующих министров стран — членов Организации исламского сотрудничества. Затем, в 2009 году, на заседание министров культуры стран — участниц Организации исламского сотрудничества были приглашены министры культуры Совета Европы. Так родилась наша инициатива под названием «Бакинский процесс», в основу которой заложены принципы межрелигиозного и межкультурного диалога. За эти годы «Бакинский процесс» завоевал репутацию эффективной платформы для обмена мнениями между людьми различных национальностей, культур, вероисповедания. «Бакинский процесс» поддерживается ООН и другими ведущими организациями мира.
MJ: Наверняка вы неоднократно общались как преподаватель с Анатолием Васильевичем, когда он работал деканом факультета МО, проректором. Были, так сказать, свидетелем формирования незаурядного, талантливого администратора. Не могли бы вы рассказать характерную историю?
Одно время мы работали с Анатолием Васильевичем на одной кафедре, так что я знаю его очень давно. Обладая высокими профессиональными качествами дипломата, ученого, руководителя, Анатолий Васильевич всегда был очень открытым, доброжелательным, приятным в общении человеком, таким он остается и сегодня. Знаю, что его поддерживает коллектив, уважают и любят студенты. Без этого он не мог бы так долго руководить МГИМО. Также ценю Анатолия Васильевича за то, что он восстановил славные традиции нашего вуза, который в период так называемой перестройки подвергался очернительству и моральному террору. К сожалению, после Николая Ивановича Лебедева, ректора, при котором я учился и начинал преподавать и к которому я всегда относился и отношусь с большим уважением, и до Анатолия Васильевича Торкунова люди, руководившие нашим вузом, не смогли уберечь его от влияния негативных процессов конца 80-х — начала 90-х годов прошлого века. Возглавив институт в 1992 году, Анатолий Васильевич восстановил и укрепил имидж МГИМО, который сегодня является одним из ведущих вузов мира.
Что касается характерной истории, то хочу сказать, что я вынужден был уйти из института, где учился, окончил аспирантуру и работал около 15 лет, в самом начале 90-х годов. Причиной тому было то, что мой отец Гейдар Алиев, который занял принципиальную позицию против ошибочного внутри- и внешнеполитического курса тогдашнего руководства СССР, был записан чуть ли не во враги народа. Он подвергался преследованиям, против него в советской прессе велась оголтелая очернительская и клеветническая кампания, инспирированная лично генеральным секретарем ЦК КПСС. Руководством МГИМО до меня было доведено, что сын Гейдара Алиева не может преподавать в этом вузе по политическим причинам. Анатолий Васильевич в это непростое для меня время всегда оказывал мне моральную поддержку. Я уверен, что, если бы он тогда был ректором, он не допустил бы моего ухода. Тогда моя судьба могла бы сложиться по-другому. Но, как говорится, все, что ни делается, делается к лучшему.
MJ: В одном из интервью нашему журналу вы сказали: «Юбилей МГИМО — это праздник и нашей семьи», имея в виду, что ваша дочь Лейла тоже окончила наш университет. Так же может сказать и Анатолий Васильевич, у которого дочь Екатерина окончила МГИМО и работает на одной из его кафедр. И так могут сказать очень многие мгимовцы! Не кажется ли вам, что эта в хорошем смысле семейственность — одна из важнейших ценностей, благодаря которым МГИМО к каждому своему юбилею подходит все более мощным и динамичным вузом?
Вы правильно подметили еще одно пересечение наших линий жизни. Да, моя дочь Лейла Алиева тоже окончила Московский государственный институт международных отношений, она была президентом Азербайджанского клуба МГИМО и является председателем Совета азербайджанских выпускников. Сейчас Лейла также возглавляет издающийся в Москве на русском языке журнал «Баку», который знакомит читателей с историей, культурой и традициями азербайджанского народа. Она вносит большой вклад в дело укрепления стратегического партнерства, дружбы и сотрудничества между Азербайджаном и Россией.
В 2015 году Лейла была награждена орденом Пушкина. Высокую награду ей вручил лично Владимир Владимирович Путин
В 2015 году за вклад в укрепление дружбы и сотрудничества с Российской Федерацией, развитие экономических связей, сохранение и популяризацию русского языка и культуры за рубежом указом президента России Лейла была награждена орденом Пушкина. Высокую награду ей вручил лично Владимир Владимирович Путин.
По инициативе и при поддержке Фонда Гейдара Алиева, вице-президентом кторого является Лейла, в Астрахани в 2013 году был установлен памятник святому равноапостольному князю Владимиру. За реализованные Фондом Гейдара Алиева проекты в этом российском регионе Лейла была награждена орденом «За заслуги перед Астраханской областью». В том же 2013 году распоряжением Патриарха Московского и всея Руси Кирилла она также была удостоена ордена Святой равноапостольной княгини Ольги III степени.
Знаю, что дочь Анатолия Васильевича Торкунова Екатерина также окончила этот вуз и, как вы сказали, сейчас работает на одной из его кафедр. Наверное, в истории МГИМО немало таких примеров, когда дети по зову сердца выбирают вуз, который когда-то окончили их родители. Считаю, что прекрасно, когда есть такая преемственность.
MJ: Анатолию Васильевичу исполняется 70, МГИМО недавно исполнилось 75 — что бы вы пожелали ему в кон- тексте этого нашего общего большого юбилея?
Я хотел бы пожелать ему крепкого здоровья, успехов во всех делах и начинаниях, неиссякаемой энергии, семейного благополучия. А МГИМО, который недавно отметил 75-летие, желаю новых достижений. Верю, что под руководством Анатолия Васильевича он продолжит оставаться признанным центром фундаментального образования и кузницей дипломатических кадров мирового уровня.
Особняк на Шестнадцатой
Раньше особняк советского посольства на 16-й улице в Вашингтоне напоминал внутри подводную лодку. Дипломаты сидели в крошечных кабинетах с наглухо забитыми окнами и стенами, обшитыми звукоизоляционными материалами. После переезда посольства в большой комплекс на Висконсин-авеню в 1994 году особняк стал исключительно представительским зданием, резиденцией посла России.
Это действительно исторический дом. Он был построен в 1909 году одним из самых известных архитекторов Америки того времени Стэнфордом Уайтом по заказу известной женщины, вдовы Пуллмана. Она строила его для своей дочери, муж которой должен был избираться в Сенат от штата Иллинойс. Дом был самым дорогим зданием в Вашингтоне начала века и стоил тогда 350 тысяч долларов. В 1913 году русский посол Бахметьев купил этот дом, находящийся всего в 300 метрах от Белого дома, и с тех пор в нем живут все российские послы.
Анатолий Добрынин проработал послом СССР в Вашингтоне без малого четверть века. Все эти годы он провел в историческом особняке на 16-й улице, в 300 метрах от Белого дома
Особняк интересен с точки зрения насыщенности предметами, которые здесь остались, несмотря на смену эпох и правлений, и с архитектурной точки зрения.
В 30-х годах прошлого века сюда приезжала государственная комиссия, которая смотрела, нужно ли его перестроить. Но инспекторы поняли, что это шедевр американской архитектуры, и не стали его трогать. Все мы должны быть благодарны Юлию Михайловичу Воронцову, который сохранил этот дом в период безвременья 90-х. Здание очень важно с точки зрения статуса России как великого государства. Именно поэтому было потрачено много усилий на восстановление его прежнего убранства.
Особняк является памятником архитектуры США, о чем свидетельствует табличка на фасаде. Здание включено в Национальный реестр исторических мест, а также в Каталог исторических мест округа Колумбия.
Дамдин Цогтбаатар (МО, 1994)
министр иностранных дел Монголии
Я был студентом восточного отделения факультета МО МГИМО с 1988 по 1994 год. В тот период Анатолий Васильевич Торкунов был моим деканом, а потом и проректором нашего института. Те времена были нелегкими и переходными в прямом смысле этого слова. Все менялось, особенно основные подходы, перспективы, концепции академических дисциплин гуманитарного направления, что зачастую вело к потере общественных ценностей и ориентиров. Научная литература и учебники были все еще пронизаны идеей классовой борьбы и партийности, а некоторые предметы просто переставали отвечать практике и жизни.
В результате вера в обучение у нас пошатнулась, и многие студенты, например из Восточной Европы, стали возвращаться домой. Больше половины студентов моей кхмерской группы бросили учебу.
Другие студенты говорили о необходимости реформ. Начавшиеся как безобидные застольные споры, эти дискуссии порой перерастали в акции — студенты ходили в деканат, вынося свои предложения на уровень руководства. К нашему удивлению, наши чаяния там воспринимались с пониманием и уважением. Помню, по некоторым предметам экзамены были заменены зачетами, а затем и вовсе отменены.
Будучи передовым вузом, МГИМО одним из первых стал меняться. В результате он смог сохранить престиж и достойное место в ряду известных университетов Европы и мира. Усилиями руководства было обеспечено признание западными университетами соответствия программ магистратуры МГИМО программам мировых вузов, с присвоением степени магистра. Мне, например, это позволило поступить в магистратуру Австралийского национального университета.
Исповедуя буддизм, я свято почитаю тройственную связь между учителем, учеником и знанием. Поэтому с глубоким уважением отношусь к заслугам моего преподавателя — профессора Торкунова, 70-летний юбилей которого мы отмечаем
Помню, как в МГИМО начали приезжать на учебу студенты из капиталистических стран, общение с которыми помогло приспособиться к реалиям западного мира профессионалов и начать строить карьеру в условиях отсутствия железного занавеса. А открытие бизнес-школы при МГИМО, хотя ко мне прямого отношения не имело, стало свидетельством того, что мы на пороге формирования другого общества, значительное место в котором занимает частный сектор. Это помогло мне, в частности, сфокусировать свое внимание на правовых аспектах торгово-экономических и коммерческих отношений, позволив в дальнейшем принимать участие в различных образовательных программах и начинаниях исследовательского характера.
Все эти позитивные реформы связаны с именем Анатолия Васильевича Торкунова. Я отдаю ему должное, поскольку каждый новый шаг в те непростые годы требовал недюжинной смекалки, решимости и риска. Например, удержать в таких условиях профессорско-преподавательский состав было делом весьма непростым.
Когда Анатолий Васильевич стал ректором, мы с гордостью говорили: у руля института встал востоковед. Мои однокурсники-кореисты, чаще других имевшие доступ к Анатолию Васильевичу, специалисту по этому региону, получив от него ценную консультацию, рассказывали, что он открыт для студентов и с большим уважением относится к их интересам.
Несмотря на свой высокий статус большого администратора и авторитетного ученого, Анатолий Васильевич до сих пор остается столь же открытым, как и в те годы. Благодаря ему я, будучи дипломатом, всегда имел возможность поддерживать тесную связь с родным институтом. Внимание руководства МГИМО к ассоциациям выпускников, разбросанным по всему миру, позволило сплотить нас в единую большую семью.
Исповедуя буддизм, я свято почитаю тройственную связь между учителем, учеником и знанием. Поэтому с глубоким уважением отношусь к заслугам моего преподавателя — профессора Торкунова, 70-летний юбилей которого мы отмечаем в августе. Пользуясь этим прекрасным случаем, хотел бы поздравить Анатолия Васильевича с юбилеем и пожелать ему здоровья, успехов и еще многих, многих студентов, благодарных за путевку в большую жизнь.
Добрынин
«Помню, когда совсем юным, 17-летним, — делится воспоминаниями А. Торкунов, — я пришел в 1967 году в МГИМО, многие преподаватели старшего послевоенного поколения с придыханием говорили: «Анатолий Федорович много лет был у нас доцентом, преподавал историю международных отношений».
Передо мной личное дело доцента А. Ф. Добрынина, потемневшая от времени и архивной пыли папка. Начато в 1947 году, окончено в 1952-м. Именно тогда Добрынин пришел в МГИМО и начал работать доцентом кафедры ИМО.
В студенческие и молодые аспирантские годы мне доводилось иногда мельком видеть Анатолия Федоровича. Он уже тогда начал свой поход к рекорду по длительности пребывания послом СССР в одной стране. И не просто в стране, а в супердержаве — США. В Москве он бывал редко.
Первое длительное общение с ним произошло в 1975 году, когда в составе делегации КМО с амбициозным названием «группа молодых лидеров» я впервые оказался в США для встреч с такими же «молодыми лидерами». После дискуссии и поездки по стране мы прибыли в Вашингтон, где в посольстве был устроен прием. Хозяином приема был Добрынин. И может быть, тогда я впервые увидел и почувствовал, что такое дипломат золотой пробы. Он не только был в курсе тем наших обсуждений, знал о нашем маршруте, но и живо интересовался, как проходило обсуждение в разных аудиториях. У советских участников встречи спрашивал, какое впечатление произвели американские аудитории (мы встречались со студентами, деятелями Ассоциации молодых христиан, коммунистами, мормонами), у американцев — удалось ли лучше понять, что такое СССР и советская молодежь. Держался он очень просто, источал явно неподдельное радушие. Меня долго расспрашивал об институте, было видно, что пять лет в его стенах памятны и приятны. Сетовал на то, что тогдашний ректор Н. И. Лебедев (я был его помощником) никак не доберется до США. Вообще, его доброжелательность создавала какую-то особую ауру и вокруг нас, и в посольстве в целом.
После этой памятной встречи я оказался в США через год — и как раз с Н. И. Лебедевым. Но так случилось, что в это время Добрынина в Вашингтоне не было и Лебедева принимали и окружали своим гостеприимством Ю. М. Воронцов и А. А. Бессмертных, соратники и товарищи Анатолия Федоровича, которые впоследствии, как известно, тоже служили послами в американской столице. Было видно, что, работая — и тяжело работая, — они трудятся в атмосфере, где существуют товарищеские и уважительные отношения друг к другу (что для больших посольств не всегда было типично). О Добрынине говорили с пиететом, но без подобострастия. Мои впечатления подтвердились, когда я приехал на работу в посольство в начале 80-х.
В коллективе существовал некий культ Добрынина и его супруги Ирины Николаевны, который тем не менее никак не был связан с подхалимством или лизоблюдством. Добрынин был непререкаемым авторитетом, с которым, однако, можно было спорить, предлагать свою точку зрения. Что мы, молодые, и делали.
Уроки Анатолия Федоровича Добрынина сыграли огромную роль в судьбе каждого из нас — тех, кто с ним работал. Могу лишь сказать, что все советники и первые секретари, служившие там с начала 80-х и до 1986 года, когда Добрынин покинул пост посла, сами впоследствии стали послами. Вот что значит школа Добрынина!
Анатолий Федорович потрясающе работал с документами. Я помню, как во время первого визита Раджива Ганди в США я писал на эту тему все бумаги. Москва была заинтересована в информации: у Горбачева с Радживом складывались в то время хорошие партнерские отношения. Но иногда бывало так: написал я бумагу, и все в ней вроде правильно, но она у меня выходила какой-то плоской, не было картинки. Анатолий Федорович буквально несколькими вставочками преображал текст, делал его объемным, будто телевизионная картинка появлялась. Меня поражала его работа со словом. Я понял, что писать бумаги из-за рубежа для руководства страны (в том числе для членов Политбюро, которые тогда читали телеграммы), для МИДа надо так, чтобы они, с одной стороны, были написаны простым хорошим русским языком и вместе с тем наталкивали на какие-то решения или идеи. Переписка посольства с Центром — это самый трудный жанр: коротко, но так, чтобы выстреливало. И это умение коротко и ясно излагать свои мысли на бумаге я освоил под руководством посла. Не могу сказать, что владею им в совершенстве, у меня сегодня нет такой практики, но там я этому научился.
Анатолий Федорович изумительно работал с людьми. Несмотря на холодную войну, он был в блестящих личных отношениях со многими видными американцами, в том числе занимавшими, мягко говоря, не просоветскую позицию. И умение получить нужную информацию, понять новую идею, донести свою идею до собеседника — а я видел, как он это делал на встречах — меня просто потрясало! И делалось это настолько тонко... Причем он никогда не изображал так называемую американскую речь, хотя английский у него был богатый. Может, он не всегда соблюдал грамматику, но говорил очень бойко. И много публично выступал, что тогда было не очень принято. С аудиторией общался как профессор — видимо, сыграло роль то обстоятельство, что он был когда-то доцентом МГИМО. У него были и педагогический талант, и умение общаться с аудиторией.
Добрынин был человек открытый, хлебосольный. Помню, как, только приехав в Вашингтон, мы с женой отправились за город отдохнуть. У посольства была большая территория, такой компаунд с коттеджиками, где летом и зимой еще и пионерский лагерь работал (туда наша дочь Катя потом ездила). Каждый уикенд там устраивалось барбекю в американском стиле. Свои коптильни, между прочим, были оборудованы, наши ребята сомов ловили в Чесапикском заливе. Помню, нас встретили Анатолий Федорович, который был на велосипеде, с супругой Ириной Николаевной. Они гуляли, увидели нас, стали расспрашивать, как мы устроились, понравилось ли нам. И такой живой интерес он проявлял всегда.
Добрынин подспудно стремился предостеречь советское руководство от некоторых ошибок внутри страны в рамках начатых реформ
Надо сказать, что Анатолий Федорович чутко чувствовал, что в нашей стране назрели перемены. В огромном потоке информации, которую посольство отправляло в Центр (а объем этой информации в разы превышал то, что шло из других советских посольств), четко прослеживалось желание не просто дать анализ того, как в Америке видят ситуацию в СССР, но и рекомендовать действия и инициативы с нашей стороны. Как мне и тогда казалось с моей невысокой колокольни, и как я четко вижу сегодня, А. Ф. Добрынин в своих телеграммах подспудно стремился предостеречь советское руководство от некоторых ошибок внутри страны в рамках начатых реформ, дать понять, как многие события видятся издалека.
Позволю себе привести лишь один эпизод. В середине 80-х в Вашингтон приехала делегация видных ученых из Академии медицинских наук. Тогда было принято, что приезжавшие знаменитости выступали перед коллективом в клубе посольства. Я по поручению парткома был какое-то время ведущим этих сред (встречи проходили по средам). И вот руководителю делегации, маститому академику, в числе других задали вопрос о СПИДе (тогда название этой тяжелой болезни и произнести толком не могли) и о том, нет ли опасности его распространения в СССР. Ученый с иронией и непередаваемым превосходством посмотрел на ведущего и спросившего и без тени на голубом глазу заявил, что это — болезнь обезьян в Африке и она никогда (!) не будет проблемой для нашей социалистической родины. Дня через три после этого события меня пригласил посол (я в тот момент исполнял обязанности руководителя группы в связи с отпуском советника В. Трифонова) и передал заметку, по-моему, из Washington Times о том, что в Китае создаются мобильные медицинские лаборатории для проверки на предмет СПИДа, в том числе въезжавших иностранцев. «Что-то у нас там неоправданное благодушие по поводу СПИДа, — сказал А. Ф. Добрынин. — Сошлитесь на американские сообщения о действиях китайцев, но напишите пожестче. Раз уж китайцы так озаботились, то и нам нельзя терять время». Знаю, что эта телеграмма привлекла большое внимание в Москве.
Анатолий Федорович был очень благодарным начальником, я четыре благодарности получил от него в трудовую книжку: за производственную работу и организацию творческих вечеров. Когда его перевели в Москву, избрали секретарем ЦК, казалось, что его интеллект и таланты будут не только востребованы, но и помогут выбрать правильный вектор реформ. На мой взгляд, этого не произошло. Слишком уж они различались — блестящий Добрынин и довольно серые члены руководства КПСС. Да и 24 года, проведенные в США, вне Москвы, вне главной политической кухни и подковерной борьбы, не могли не сказаться. После своего назначения на пост министра иностранных дел Э. Шеварднадзе перехватил инициативу во внешнеполитических делах, и международный отдел ЦК оказался на второстепенном положении, если не сказать — на третьестепенном.
Как изначальный специалист по Корее, не могу не напомнить о том, что А. Ф. Добрынин сыграл огромную и, я бы сказал, историческую роль в установлении наших официальных отношений с Южной Кореей, о чем, кстати, сегодня подзабыли. Именно он, используя свои неформальные связи в США, организовал в июне 1990 года встречу М. Горбачева с президентом Южной Кореи Ро Дэ У в Сан-Франциско, где обсуждались детали установления дипломатических отношений между двумя странами. 30 сентября отношения были оформлены и успешно развиваются».
«Хорошо помню маленький кабинет без окон на первом этаже в старом посольском здании на 16-й улице американской столицы, который Анатолий делил с будущим постпредом при ООН, нашим общим другом незабвенным Виталием Чуркиным и будущим начальником Управления Северной Америки Иосифом Подражанцем, — делится воспоминанием Александр Борисов, профессор МГИМО. — С удовольствием вспоминаю один вечер, проведенный у Торкуновых дома в Вашингтоне. Ирина, гостеприимная хозяйка, накрыла на стол, и мы весь вечер вспоминали родной МГИМО. Неожиданно возникла и новая грань в наших отношениях: Анатолий спросил меня, как там идут дела с дачным кооперативом МГИМО. А я, грешным делом, и знать не знал. Зато, когда вернулся, сразу же присоединился к коллективу. Вскоре из США вернулись Торкуновы, и мы решили объединиться в строительстве, как предполагалось изначально, одного коттеджа на две семьи.
Но жизнь уже быстро менялась, и глупые ограничения уходили в прошлое. Анатолий мудро предложил строить два отдельных строения, за что я ему очень благодарен. Помню, как я подшучивал над ним, когда он старательно складывал квитанции за каждый купленный ящик гвоздей или лист кровли. А наши жены нам до сих пор простить не могут, что им пришлось поехать, когда мы были на работе, за утеплителем и прыгать потом по грязи в туфельках. Наш кот, гроза мышей, обслуживал оба дома по договоренности за скромное вознаграждение».
Ринат Досмухаметов (МЖ, 1992)
директор Александринского театра, Санкт-Петербург
Анатолий Васильевич — один из моих наставников и старший товарищ. Когда-то я был его студентом, это было переломное время: уходил в историю Советский Союз, начиналась новая Россия. Никто не понимал, что будет дальше. В МГИМО не было бурной общественной и студенческой жизни — такой, как сейчас. И когда у нас с товарищами по факультету МЖ родилась идея создания Ассоциации журналистов, первым, кто ее поддержал, был Анатолий Васильевич, который тогда еще работал проректором.
Он дал нам помещение, и ассоциация родилась. Она объединила прогрессивную мгимовскую молодежь, которая хотела что-то делать. Из нее вышла плеяда впоследствии известных отечественных деятелей пиара, среди которых Владимир Мединский, Сергей Михайлов, Михаил Маслов, Дмитрий Сокур, Дмитрий Коробков. Мы начали зарабатывать деньги, размещая рекламу в газетах, появилась возможность помогать факультету, который стал распределять среди студентов и преподавателей талоны на питание, по тем временам это была хорошая поддержка.
Анатолий Васильевич поддержал в 1990 году и нашу идею создания в институте отдела по связям с общественностью, который был, если не ошибаюсь, первым в стране, точнее, одним из двух первых: еще на КамАЗе, как ни странно, был такой. Я стал его первым руководителем и одновременно помощником Анатолия Васильевича по связям с общественностью. С его подачи я даже стал членом ректората — самым молодым. Мы решали текущие вопросы, обсуждали инициативы, высказывали самые разные мнения и в конечном итоге находили рациональное зерно.
Запомнилась одна знаковая дискуссия. На заре перестройки нас сильно ругали, мол, МГИМО — блатное место, здесь учится золотая молодежь. Что, конечно же, было неправдой: во все времена доля выходцев из рабочего класса в институте поддерживалась на уровне 30 процентов. И я, и многие мои товарищи поступили в МГИМО по этой квоте. Так вот, мы сидели у ректора и решали: оправдываться нам или нет? И мы пришли к такому выводу: почему мы, собственно, должны стесняться слова «элита» (оно в то время было ругательным)? В результате у нас родилась фраза, которая актуальна до сих пор: «МГИМО гордится тем, что готовит интеллектуальную элиту страны, в этом наша миссия». В любой стране должна быть элита — это нормально. И когда мы развернули вопрос таким образом, сказали, да, у нас элитарный вуз, все встало на свои места. И жизнь доказала нашу правоту. Востребованность, вовлеченность наших выпускников во все сферы жизни страны возросли многократно. Если раньше они были дипломатами, журналистами, внешнеторговыми работниками, учеными, то сейчас мгимовцы — на ключевых позициях в госаппарате, в политике, бизнесе, в руководстве регионов.
В этих обсуждениях рождалась особая атмосфера МГИМО, особый корпоративный дух, и в этом заслуга Анатолия Васильевича. Как-то мы пришли к нему с идеей отмечать День МГИМО. Он ее поддержал, и мы запустили великолепный праздник, проведение которого стало традицией: каждый год в октябре в альма-матер собираются выпускники разных лет. И это только одна из многих инициатив, которые поддержал Анатолий Васильевич.
Вообще, он производит впечатление молодого человека во всем — в мыслях, подходах, оценках, суждениях. Рассуждает как современный передовой человек, я бы сказал, такой мудрый… бабай. Кстати, так обращаются к Минтимеру Шаймиеву. Бабай — это умудренный опытом человек, который взвешенно оценивает ситуацию и принимает оптимальное решение. И таких примеров много. Возьмите, к примеру, тему цифровых технологий, искусственного интеллекта. Это же его идея была! Я хорошо помню, как в середине 90-х он высказывал идею прогнозирования посредством математических подходов в экономике, хотел ввести в программу курс матанализа. Правда, сразу реализовать это не удалось, но недавно МГИМО начал наконец реализовывать совместно с МФТИ курс «Цифровая экономика», и он уникален! Не думаю, что руководители каких-то иных вузов способны предлагать идеи, подобные тем, которые генерирует Торкунов. И генерирует до сих пор!
Не говоря о том, что он искусный дипломат и сильный педагог, наставник. Посмотрите, кто его окружает: молодые. Он делает ставку на молодежь.
А какой он друг! Сколько у него друзей — и не потому, что Анатолий Васильевич занимает определенную позицию, а потому, что умеет быть хорошим другом. Это вам скажут и друзья молодости, и те, которых он приобретает по жизни. Он не застрял в прошлом, у него много друзей разных возрастов.
Отдельная история — его чрезвычайная одаренность. Он прирожденный актер, могу об этом с уверенностью говорить, потому что видел в свое время старые записи капустников, в которых он участвовал. Анатолий Васильевич очень органичен на сцене, потому что у него это идет от души, от сердца… Он любит, знает и понимает театр, и его в театре знают, в том числе у нас в Александринке.
Анатолий Васильевич — один из моих наставников и старший товарищ. Я всегда могу к нему прийти посоветоваться
Заслуга Анатолия Васильевича перед современной Россией заключается в том, что он не только спас МГИМО, но и дал толчок его развитию, превратил в полноценный многогранный университет, который органично вписался во время, не отстал от него. Потому что есть вузы, которые, несмотря на прекрасную школу, отстали, МГИМО же динамично развивается. У него есть славное прошлое, настоящее, которым можно гордиться, и блестящее будущее. Причем не только в образовательной, но и в интеллектуальной сфере — давайте вспомним и «Трианонский диалог», и Валдайские встречи. МГИМО всегда откликается на вызовы, отвечает широкому спектру интересов страны. В свое время был создан МИЭП, который с каждым годом все более востребован, создана упомянутая выше программа совместно с МФТИ, где смыкаются интересы двух совершенно разных сфер — встречаются, так сказать, физики и лирики. Есть спортивная дипломатия, агродипломатия… А филиальная история! Появился Одинцовский кампус с шикарной инфраструктурой, которому позавидует любой вуз, открылся Ташкентский филиал — первый зарубежный… Все это благодаря Анатолию Васильевичу, его видению, которое не может не поражать своей… молодостью. Я постоянно ловлю себя на мысли, что он мыслит как еще юный, молодой ректор! Я всегда могу к нему как к старшему товарищу прийти посоветоваться, я с ним обсуждал практически все мои назначения. Мы общаемся, он знает моих детей, мою семью и очень тепло к ней относится. Я очень благодарен Анатолию Васильевичу и хотел бы пожелать, чтобы он каждый день радовался своим внукам — он их безумно любит. И чтобы они его радовали — это доставляет ему огромное счастье.
Декан факультета МО. Проректор МГИМО
«Когда в 1986 году меня избрали деканом факультета МО, — вспоминает А. Торкунов, — время стремительно менялось, оно ставило перед нами другие задачи, мы начали менять программы, вводить новые курсы, новые учебники, мы стали рекомендовать больше иностранной литературы. Институт в целом стремился создать прорывную ситуацию, что было довольно сложно: многие преподаватели были консервативны, некоторые из них — консервативны, но очень знающие, и надо было с ними обращаться аккуратно, чтобы сохранить для института.
В 1989 году я стал первым проректором, работал с Ричардом Сергеевичем Овинниковым и Андреем Ивановичем Степановым — классными дипломатами, людьми замечательными, но с институтом малознакомыми. Многие функции руководителя мне по их поручению и так приходилось выполнять. Но проблемы, с которыми я столкнулся, были действительно серьезными. Во-первых, не было денег. Многие вузы по два-три месяца не выплачивали зарплату. Коллективы разбегались. У нас кафедры английского языка были укомплектованы только на 60 процентов. И важно было на том этапе прежде всего сохранить уникальный коллектив».
А. Торкунов: «Когда в 1986 году меня избрали деканом факультета МО, время стремительно менялось, оно ставило перед нами другие задачи»
«Каждый рано или поздно получает, так сказать, свои 15 минут славы, — говорит Геннадий Толстопятенко (МП, 1980), декан МП-факультета. — Со мной это случалось неоднократно, но один из этих моментов я бы назвал знаменательным. В конце 80-х во время проведения дня открытых дверей, который проходил в конференц-зале МГИМО, мне поручили заменить декана МП-факультета Виктора Владимировича Гладышева, он приболел. И я, как его заместитель, отвечал на вопросы абитуриентов по факультету. В президиуме сидел Анатолий Васильевич Торкунов, который тогда был проректором по учебной работе и проводил это мероприятие вместе с другими деканами. Наверное, я удачно отвечал и он обратил на меня внимание, потому что, когда через год начальник учебного отдела, который подчинялся проректору, уезжал в загранкомандировку, Анатолий Васильевич пригласил меня на это место. Под его руководством я и проработал три года.
Этот период стал ценной школой для меня как начинающего администратора. Могу охарактеризовать ее двумя словами: отеческая забота и наставничество. Никогда не забуду первый урок. Желая произвести на Анатолия Васильевича благоприятное впечатление, я подумал, что чем подробнее буду докладывать ему вопрос, который он поручил мне проработать, тем будет лучше. Во время доклада я старался не упустить ни одной детали, говорил минут пятнадцать. Анатолий Васильевич не перебивал, а потом сказал: «Все это, конечно, интересно, но давайте договоримся: излагать надо кратко — до пяти минут». С тех пор доклады по самым сложным вопросам я умещаю в эти временные рамки».
Анатолий Торкунов: миссия выполнима. 1950–1960
Анатолий Торкунов: миссия выполнима. 1960–1970
Анатолий Торкунов: миссия выполнима. 1970–1980
Анатолий Торкунов: миссия выполнима. 1980–1990
Анатолий Торкунов: миссия выполнима. 1990–2000